Повесть

Повесть временных дней

О невежды! Наш облик телесный - ничто,
Да и весь этот мир поднебесный ничто.
Веселитесь же, тленные пленники мига,
Ибо миг в этой камере тесной - ничто! (Омар Хайям)

Солнце еще не взошло. Стояло мягкое зимнее утро, тротуар одетый в утрамбованный снег искрился маленькими кристалликами молодого снега, выхваченный из предрассветной тьмы ненавязчивым фонарным светом. Чавкающие звуки трех пар зимней обуви победоносно раздавались в тишине. Дома пустыми глазницами окон с укоризной смотрели на нарушителей покоя и устоявшейся гармонии.
Нас было много, если считать с тенями. Мы шли после пьянки с Ксероксами и Дребадансом. Чуть, впереди шел Раравис (Огненный Орел по орочьи и хомяк по латински), он нес магнитофон и шел размашистым шагом, твердо ступая на тротуар, лицо у него при этом было глуповатое, какое обычно бывает с похмелья (хотел бы я на себя посмотреть в тот момент). Сэм шел осторожно и потому уверенно, несмотря на явную головную боль, на правом плече лежала гитара, она хорошо поработала на празднике. Я же шел, как придется лишь бы не слишком отстать от друзей. Первым грохнулся Раравис и слегка повредил магнитофон, я хотел поднять его (Рарависа, а не магнитофон), но грохнулся сам.
Дети шагайте, как Сэм осторожно, но уверенно. Бла-бла-бла. Осторожно? Уверенно? Дети шагайте, как можете, мне плевать на вас…
В голове вакуум, вода медленно вытекает из душевой трубки. На кухне готовят кушать, в зале смотрят телевизор, в душе моюсь я. Глаза открыты, но ничего не видят. Мелькают образы, обрывки мыслей, ноет тело, на правом колене синяк, я вспоминаю другую нашу «пьянку».
Собственно мы есть «Алтын», вернее часть его. Мое настоящее имя Митя, но теперь меня зовут Кай. У меня есть берет с тремя фазаньими перьями, алюминевая шпага, подаренная мне Шико, после того, как ею разбили очки во время турнира, еще у меня было две рапиры, одну из них я потерял, так что если у вас есть лишняя рапира, я мог бы купить ее у вас. Так вот о «пьянке». Это было, когда Исландия проиграла России в футбол, хочется верить, что именно по этому поводу мы рванули в сторону Хатасс с двумя бутылками пива и одной кока-колы. Хотя не все так просто. Все началось чуть раньше, когда мои друзья на фоне театра оперы дружбы народов торжественно отказались загудеть с Аефанькой, который хотел просадить в тот день тысячу рублей (около тридцати с лишним бутылок водки) на ГРЭСе. Кстати о Аефаньке – это, классный собутыльник, он умеет играть на гитаре и писать рассказы. Мои товарищи тогда торжественно отказались, мотивировав тем, что так было бы слишком просто. Очнулись в Новопортовском, там оказался и я. Бесновались и называли друг друга остолопами или что-то в том же духе. В Хатассы мы приехали в старенький дом Твиздела на «ниве» его дяди со спущенной шиной. Дверь дома была неаккуратно взломана, хлеб на столе надкусан. Ничего хорошего в этом не было, вдобавок ко всему пошел дождь. Как вы понимаете две бутылки пива и одна кока-колы чертовски мало для фанатов «Спартака», к тому же нас было пятеро: Я – Кай, Твиздел, д?Аверк, Йорик, о?Фэбл. Последних четырех теперь постоянно путают из-за, того, что у них теперь похожие прически «Фаворит» называется. «Алтын – это, здоровые якутские парни, похожие друг на друга» - сказала как то еще трезвая ксерокэтка. А я на фоне своих друзей лысый, худенький и вообще онкилон. Твиздел - он слегка нервный, слегка загадочная личность, слегка хромает, результат борьбы со мной, но тогда он был после болезни, а то бы он меня играючи забросил на мухомор на детской площадке. Когда он был чуть худее, он был похож на Дакаскоса физиономией лица, а теперь похож на медвежонка. С ним случаются разные казусы, но, тем не менее, он самый серьезный из нас и тянет на красный диплом. Так вот он немного понервничал, и мы побежали к участковому. Что я заметил, так то, что в Хатассах небо выше, чем в Якутске и дождь приятнее. Мы бежали под дождем в сторону магазина, чтобы купить пива или водки, но магазин был закрыт, и мы продолжили бег к участковому. Когда мы вернулись, нас встретил д?Аверк, потягивая кока-колу. Йорика конечно же отругали, за две бутылки пива, он яростно защищался аргументируя тем, что у д?Аверка кока-кольный синдром, о?Фэблу с утра на работу, а Твиздел сам сказал, что пить не будет. Только мы с Йориком хотели приступить к аперитиву, когда приготовилась картошка, как все трое «непьющих» протянули свои стаканы.
Йорик с короткой стрижкой – это, классический, якутский бандит, но в душе он пушистый и добрый, ему чужда агрессия, он учился на класс старше меня, неплохо играет на гитаре. Мне нравится танцевать рядом с ним под панк, потому что я свободно могу воспользоваться его плечами, как трамплином и поболтать головой высоко в воздухе. Йорик из нашей банды скорпионов – сверхзодиаков. Кроме него в этой банде есть я и мой троюродный брат д?Аверк. Мы зовем его Аверишка, на что он говорит, – Эй, не называй меня Аверишкой. Он неплохо машет ногами, и как сказала моя одноклассница Настя, – Он чем-то похож на Воланда. Наверно мохнатой кепкой. Пиво было выпито, танцы изтанцованы, продигу закончилось. И тут из невидимого саквояжа, я достаю невидимую бутылку «якутского алмаза» и смачно ставлю ее на стол. Я видел восхищенные глаза моих друзей, их глаза кричали в едином порыве – Исландия параша!! Победа будет наша!!! Я сделал мину, как у Джеймса Бонда вылезающего из водолазного снаряжения в смокинге без единой складки и вежливо попросил нож, чтобы открыть пробку. Пробка отлетела, пары спирта вырвались на волю и щекотали ноздри, из саквояжа появились невидимые стопарики, в чем преимущество невидимой посуды, так в том, что ее не надо мыть. Водка была разлита. Мы говорили, какие-то тосты и быстро пьянели. Первая прошла колом, но вторая бутылка влетела соколом, разрушив последние клетки мозга. Йорик вдруг сказал, - Если бы я был женщиной, то хотел бы быть Деми Мур. Надо сказать, то было время фильма «Солдат Джейн». – Ха, ха! Деми Мур, - сказал д?Аверк, на что Йорик врубил панк и сказал, - Готовься к смерти ренегат! Трансформируюсь! д?Аверк ловко выскочил из-за стола. Йорик открыл огонь. д?Аверк пытался ответить, но был сметен свинцовым шквалом. Тут выскочил о?Фэбл, но и он оказался изрешечен. Меня ураган по имени Йорик, тоже размазал по стенке. Но тут возродился д?Аверк в виде Шо Касуги и вступил в рукопашную схватку. Мелькали ноги, руки, головы…
О?Фэбл он эстет и художник, и еще играет на гитаре, у него грустные глаза, железный шлем и красный плащ…
Смотрю на запотевшее зеркало, волосы торчат во все стороны света. Меня слегка ломает. Иду в комнату, где немедленно вырубаюсь, на узкой полосе кровати. Когда мне было лет десять, я все время падал с кровати, наверно это был протест против энуреза…
Мне приснился сон, мне снилось, что я детектив, хренов Пинкертон, в шляпе типа котелок, с часами на цепочке и с револьвером в кармане. Со мной этот псих типа Ватсона, придурок в общем. Во сне, конечно, было не все так гладко, как сейчас будет рассказано, потому, что сны, где все логически взаимосвязано мне не снятся. Притопали мы в особняк некоего господина, он долго объяснял, что в его доме теряются гости и их потом не находят. Мы пошли смотреть на его апартаменты, там было никак не меньше ста комнат, не удивительно, что гости теряются. Нас с Ватсоном поместили в комнату. Надо сказать у владельца этого особняка была жена, подозрительно похожая на мою, сокурсницу с грустными, стальными глазами и в трогательном английском чепчике. Вот ее то мы обсуждали с кретином Ватсоном. Он говорил, что у нее неплохая фигура, особенно попа. Я пассивно смотрел на дверь, сжимая запотевшей ладонью рукоятку револьвера «Бульдог» и ждал. Кто-то отчаянно ломился в дверь. Я вскинул руку с пистолетом и всадил две пули в дверь, дверь распахнулась, на пороге стоял владелец особняка с испуганным лицом. Я поспешил извиниться, на что он сказал, что-то вроде «по фиг, у меня жена пропала!!» Мы искали ее долго, наконец, открыли дверь в подвал, там стояла она и слушала наш разговор с кретином Ватсоном, грустно посмотрела и отвернулась. Ну что же нам было пора идти. Жена владельца особняка дала нам часы с коричневым рисом вместо песка. Мы вышли было светло, но из-за тумана не было видно солнца. Вдруг откуда-то появилась страшная старушка, шла она на нас с явным намерением заморить червячка, нами. Я подумал, «почему рис коричневый?» «Потому что он пропитан, человеческой кровью» - раздалось в голове. Инстинктивно я бросил часы на пол и добил их ногами…
Проснулся оттого, что отчаянно дергал левой ногой, видимо, продолжал сматываться от этого сна.
Часа в два был в университете, у нас должен был читать лекцию московский преподаватель и сказали, что будут отмечать. Пришел, аудитория была забита до отказа прилежными студентками. Быть сарделькой в этой банке не хотелось совершенно. Вышел, и пошел прямо по коридору, здороваясь со встречными - поперечными. Потом увидел Рарависа, он был дежурным по этажу. Присел за их дежурный стол. Раравис дал мне газету и жаловался на скуку. Втроем мы слушали свои «панасоники». Студентки, студенты – от них рябило в глазах. Раравис, мой старый друг, иногда он приходит с пивом ко мне в подъезд. Как-то раз, во время каникул мы с Раравышкой пошли брать свое первое интервью у Пистолетов (рэперы есть такие). Солнце было накрыто толстым слоем туч. Мрачный чел попросил нас добровольно скинуться на водку внутри «Туймаады». Раравис сказал, - Ага, щаз, - и мы смотались, быстро, не зря по утрам бегали. Вообще Раравис замечательная личность, сколько раз он прикладывался со всего маху о земную твердь, неизвестно даже ему. Одно известно прикладывался много раз. Однажды на моем замечательном турнике этот орочий вождь и вдохновитель, повис вниз головой, держась ногами за перекладину, с лицом греческого философа, он смотрел на пол сквозь линзы очков, я сидел рядом и болтал сам с собой, краем глаза я приглядывал за Рарависем. Он же медленно, как мадам Кюри, склонившаяся над атомом, медленно сползал с перекладины целясь носом на пол и надо сказать, попал он славно, очки впечатались в его лицо, нос брызнул кровью. После этого я понял, что земное притяжение не закон для орков, потому что замечательный, выдающийся усть-алданский нос Рарависа остался целым, он отделался микротрещинами в каких-то костях. Второй раз Раравис посмеялся над законом тяготения, когда бегал по майскому льду, в поисках девушек на другом берегу. Сегодня же Раравис устал и скучал быть дежурным и во время перемены мило спал на дежурном столе, вокруг ходили студентки и, не понимая классики положения, тыкали на него пальцем – идиотки. А потом прибежала тетечка из деканата, а мы все были в наушниках и слушали музыку, она открывала и закрывала рот, видимо что-то говорила. А говорила она следующее – «Вы (дежурные) должны следить и за порядком, там (возле женского туалета, там еще журналисты учатся) очень шумно!»…
Я сидел с дежурными, потому что хотел увидеть Огудалову. Она симпатичная и, похоже, я в нее влюбился. В ее присутствие у меня судорожно бьется сердце и чтобы скрыть это явление, я отчаянно шарюсь в своих карманах и говорю глупости. Например, я утверждал, что в Альпах живут белые индейцы, она спросила – «Они добывают шоколад?» И только тут я понял, что сказал вместо Анд Альпы. Хотя в принципе все это не важно.
Я страшный лгун. На первом курсе я всем врал, что учился в Рижской Авиационной Академии на механика. На самом деле туда хотел поступать мой отец, в моем возрасте у него было отличное здоровье, и он только что закончил погранслужбу. А меня к самолету бы и близко не подпустили, ведь у меня куча пломб и плохое зрение. Еще я врал, что по проспекту Ленина построили платный туалет на сваях, назвали его «Ягодка» и там серебряные ручки для спуска воды, но тут я по-моему не врал, я правда читал, про что-то подобное в "Якутии".
Ее я не дождался и поплелся домой. Меня страшно раздражает солнечный свет бьющий в глаза, меня раздражают люди снующие туда-сюда, меня раздражают голодные беспризорные собаки, люди роющиеся в мусорных ящиках, машины загрязняющие воздух, меховые шапки, учеба, тренажерный, ФЛФ, дуры говорящие за моей спиной гадости, умники-снобы, товарищи в сером, какашки, ободранные трубы, дома на сваях, сектанты из церкви объединения. Я мечтаю попасть в Южную Америку и уничтожить «Санта-Марию», «Нинью» и «Пинту», четвертовать Колумба и его останками накормить пираний.
На первом курсе я хотел в Иностранный Легион, хотел быть сапером. Вообще я агрессивный иногда мне кажется, что агрессия это я, но я агрессия слабого, что-то нужно чтобы стать сильным, наверно мускулы.
Недавно был на дне рождении моих одногрупниц Лики, Ви?ны, Даши. Меня Сэйф попросил кинуть ему минералки, а я кинул и попал прямо в шикарное колено Ларисы Скарабей обтянутое черным чулком, я извинился и даже поверил, что сделал это не нарочно. Идиот. Потом мне стало стыдно, и я поспешил забыться в танце. Надо сказать, я люблю танцевать, вот только танцую хреново, но экспрессивно, заражая других. Сэйф он тоже учился на класс старше меня, он и Йорик два сапога пара, он тоже здоровый якут, здоровый и не агрессивный, когда я поссорился с Гильямом он получил вместо меня в челюсть и Йорик получил, а я два раза, я придурок. Сэйф неплохо играет на гитаре и любит водку, остальные алтыновцы больше любят пиво. Сейчас наверно у Йорика сидит Сэйф, Вика, Твиздел, оФэбл и может быть дАверк. Я тоже сидел у Йорика и играл в Халф-Лайф, это здорово убивать в компьютерной игрушке. Твиздел, оФэбл, Сэйф, Йорик и, я краем глаза, смотрели у Йорика «Секретные материалы». Твиздел, Йорик, Сэйф стояли как бы в шеренгу, было забавно смотреть на их напряженные лица. Это был праздник кока-колы (черт, я уже столько раз употребил слово кока-кола, что наверно это эссе похоже на рекламу этого чудесного напитка, хотя Йорик как-то сказал, – «Странно, выпьешь кока-колы, и больше не хочется, выпьешь пива нужно еще».) Утром мы с дАверком остались последними. Вдруг к Йорику позвонил Твиздел и сказал, что забрал Аверишкины перчатки и нам нужно срочно зайти к нему. Оказалось, что перчатки дАверка при нем. А вот моя правая перчатка куда-то исчезла, Твиздел любезно оставил свою левую перчатку. И вот я иду в двух левых перчатках к Твизделу, дАверк делает смелое предположение, что возможно у Твиздела две правые руки и он может писать сразу два письма, Йорик говорит – Ага-ага – и вроде шел в магазин, но тоже зашел к Твизделу. У Твиздела есть сестренка ее зовут Лика, она моя одногрупница, я помню ее с тех пор, как увидел ее на практике, которая заключалась в мытье окон и таскании парт туда-сюда. Она симпатичная девушка, но при первом контакте оказалась несколько ершиста.
У Твиздела я забрал перчатку, а потом мы напросились чего-нибудь пожевать, на что Твиздел вытащил огромную тарелку с картошкой и курицей. Вообще, я люблю бывать у Твиздела, у него всегда можно вкусно покушать. Параллельно с поглощением пищи мы смотрели глупый мультик про Бивеса и Батхеда. Потом гнусно подражали этим двум американским ублюдкам. Раравис кстати слегка похож на Батхеда, но красивее и характер у него более динамичный, сейчас Раравис работает в «Газете», наверно поглотителем пива. (Кстати о пиве Раравис верни деньги Твизделу).
Потом мы пошли к Йорику, наплевав на учебу и на все на свете, набрали пива и, соответственно, сидели и пили пиво. Тут Твизделу позвонили и они с дАверком пошли, а куда вам знать не очень важно. Мы сидели с Йориком и болтали о том, о сем и в ходе этой беседы Йорик сказал, - «Мне нравится читать про попойки». Я выполнил его просьбу, но не так детально поработал над описанием попоек, так что сейчас будут строки про то, как мы пьянствовали с ксероксами, херня но правда.
Когда-то мы выступали в полтиннике, показывали бой, хреново получилось, но не так хреново, как могло бы быть. Из тех, кого вы не знаете там были Саргон и Кентассар. Саргона теперь зовут Ингильд, он наполовину башкир, невысокого роста, но плотный, глаза у него серьезные свинцовые, он играет в футбол, его герб пьяный грифон. Кентассар ловко рассказывает байки про шаманов, наверно он будущий геолог или археолог, человек умеющий быстро готовить лапшу с тушенкой -–Пи-десь на куй! – в его исполнении неподражаемо. Так вот на пьянке с ксерокетками их не было они ушли домой и основной удар приняли мы, все те же я, Йорик, Твиздел, дАверк, оФэбл и Раравис, который состоит и в Алтыне и в Дребадансе, часть Дребаданса и есть Ксерокс, вот как все сложно. Мы славно провели день рожденья Рарависа и ксерокетки бросили нам вызов, кто кого перепьет. Вот. Затем было день рождения Иванны старосты нашей группы и ксерокетки. Наивные ребята притащили пиво, но это был водочный праздник. Когда мы пришли в зале сидела куча парней, что слегка напрягло нас, мы думали будет Алтын версус Ксерокс и Дребаданс. По наущению Твиздела мы сразу прорвались в зал. Сидели напряженно. Затем парни, как оказалось из школы милиции друзья Васьки ушли. Мы расслабились и тут потихоньку стали приходить дребадансеры и наши алтыновцы. Как бывает при смешении разнородных компаний сидели переговариваясь со своими, пока пиво не смешало всех и вся. Иванна – именинница ходила в желтом пиджаке с огромными позолоченными пуговицами, в которых мир отражался несколько гиперболизировано. Иванна, которая не именинница ходила в чем-то мохнатом и была похожа на птичку. Еще там была куча гостей, но в таких неповторимых одеяниях, кажется, никого не было. Я никак не мог расслабиться. За пивом появилась водка и дребадансеры Влад и Стренога, которых мы заразили фэнтезийной болезнью. Вообще то по пьяни к нам многие записываются. Но эти хоть до сих пор помнят, что они записаны. Затем появился Антоха, прикольный чел. Представьте себе неандертальца, так вот это Антоха. С приходом Антохи начался хаос. Алтын в количестве восьми дружинников, вылетал в полном составе раза три если не больше. Сэм он же бывший сэр Конрад, принес гитару и пел песни, был так же Шико-Шекогали-Шелтон Аверишкин шут. Он веселый парень но почему-то опасается меня. Видимо он видит мою агрессивную сущность. Еще бы я прицепился к Йорику и кричал – «Устроим рестлинг-шоу!» Затем когда Шико зачем то слегка закрутил мою руку я слегка развернулся выставив кулак вперед, прямо в губу Шико. Но ударил я его нечаянно, кажется, как в случае с Настей. Все-таки голое описание пьянки – фигня. Еще помню, купили мы очередную порцию водки и с дАверком и Владом возвращались на праздник и проходя мимо соседнего двора нашли Антоху писающего на детскую площадку, в рубашке, в джинсах без шапки в минус сорок градусов. Еще мы с дАверком окружили Катюшу (то ли дребадансерка, то ли ксерокетка) и дАверк танцевал с ней, а мы с Казановой играли роль цветомузыки. Казанова потрясающе похож на Казанову из «Ментов», хотя когда я был трезвее, я так не думал. Сэм, Стренога и Шурик, брат Александры, кажется, пацаненок с взъерошенными волосами и по-детски пухлыми щеками, и с привычкой в пьяном виде говорить, - «Тс-сс! Тише соседи уже жаловались», пошли за водкой. Сперва вернулся наш Сэм и сказал, что все куда-то делись, затем пришел Стренога и сказал, - Шурика забрали менты, они просто шли мимо, а Шурик рванулся и не смог убежать. Вот так. Александра в слезы, психоделия, ненавижу истерики, я могу терпеть их только от Твиздела. А на остальные всплески истерики, я пытаюсь не обращать внимания. В общем, вернулся этот сорванец пьяненький но целый и отряд, посланный на поиски вернулся. Потом пьяненький Шурик лежал головой в миске. Я всю ночь не спал. Все забились в зале, и места мне хватило только на то чтобы сидеть. Твиздела выпихнули из дивана и он некоторое время, как призрак ходил туда-сюда, поминутно наступая на чьи то конечности затем улегся головой рядом с чьей-то жопой и говорил, - «Перестаньте трогать мою голову жопой!» Затем Стренога в спящем состоянии в лучших традициях тайских массажисток массажировал попу Твизделу, на что Твиздел тоже сказал, что-то в своем духе. А я сидел и перифирийным зрением наблюдал, как Раравис целуется с Иванной не именинницей. Затем, Раравис куда-то делся, а Иванна очнулась и спросила у меня, – «А где мои носки?» Я показал в сторону батареи. Иванна чего-то говорила, я что-то говорил в духе, – «Здесь два забавных человека первый ты, второй Твиздел, он лунатик и имеет привычку говорить во сне». – «Ой, правда?» - спросила Иванна. – «Ничего я не говорю», - сказал Твиздел обиженным голосом. – «Вот видишь», - сказал я.
Мы в Алтыне большие дети. дАверк и я сейчас воюем «против тех кто против нас». Иногда мы координируем наши действия. Я воевал с Дэном – Зеленкой. Он мой одногрупник, несколько неряшлив, мы с Кичем кое-как отучили его копаться в носу и прилюдно давить прыщи. Он хороший парень, а я плохой, я измазал ему свитер обувной краской на первом курсе, сейчас мы учимся на третьем, а у него до сих пор пятно на свитере, у него с первого курса на пиджаке торчит нитка на правом плече. Зато без моих примитивных шуток ему грустно и я всерьез подумываю о том, чтобы подложить ему под попу пару капсюль. Но война пока приостановлена. Зато с ним воюет Кич. В Залоге, как он говорит, его знают, как Солдатика или Сержанта, он носит черную одежду и называется Блэк Лордом. Как-то мы водили Дэна в поход, в его первый поход с ночевкой. Он оделся в желто-голубую куртку, какую теперь носят спортсмены сборной Украины. У Дэна неподражаемая походка пружинистая с легкими подскоками. Но потихоньку его лицо приобретает осмысленный оттенок, видел его сегодня в тренажерке он стал здоровее, чуть плотнее. Так вот когда мы шли, увидели жаворонка запутавшегося в траве, Кич освободил его и отпустил. Красивая птица жаворонок и поет хорошо, надо бы еще раз в поход сходить. Летом, когда у меня еще было две рапиры мы с Кичем фехтовали, как бешенные, на детской площадке, которую видно из окон третьей школы, еще в Залоге, в парке. Когда мы фехтовали в парке к нам подошли две девушки, навскидку я дал им возраст десятого класса, но оказалось, что они закончили третий курс, для примера Кич закончил тогда первый курс, а я второй.
Сейчас я думаю, буду спать, потому что сейчас уже третий час ночи. Завтра встретимся (Пачибо, сассын кэлээр, как говорит моя пельмяшка Саинка)…
…Завтра уже пришло, ноют мышцы, предплечья и грудные мышцы. Весной, когда я учился на первом курсе, мы бегали с Сапцанчиком в парке. Сапцанчик наполовину бурят, наполовину русский, похож больше на бурята. Когда мы с ним познакомились у Радагаста, его первое представление обо мне было, - Что это за дистрофик? Да и он мне особо не понравился. Но где-то с середины апреля мы стали с ним бегать, бег объединил нас. Сапцанчик был после армейки и находился в превосходной физической форме. Бегали мы где-то в девять вечера, затем шлялись по вечернему городу. Однажды, шли по направлению к площади Ленина, по пути туда нас остановили совсем пьяные тетки и попросили подкурить или что-то вроде того. Затем они вознамерились угостить нас пивом, пиво было баночное и судя по всему очень крепкое, естественно мы отказались. Тогда тетки выклали нам свою биографию, а мы тем временем косили под бурятскую делегацию по обмену прибывшую в Якутск из Иркутска. Кстати когда мы так придуриваемся нам никто не верит. Под конец тетки сказали, что то вроде того, что беспорядочные связи это плохо и можно заразиться спидом, а они как раз из мед… чего-то. Да, двусмысленно получилось. Ближе к лету Сапцанов растянул ногу, ее покусали собаки, затем вторую когда мы помогали какому-то хачику, выехать из колеи. Собаки это рок, бич для бегунов, они нас настолько достали, что я теперь испытываю к ним неприязнь…
…Вечер. Ночное небо дышит вечностью. Верхние соседи ревут пьяные песни, выревывают. Я ем яблоко, сижу на кровати и смотрю на стену. Со стены улыбаются американские подонки Бивес и Батхед, и группа Ноу Даут. Живот полон яблок. Только что разговаривал по телефону с Огудаловой, она болеет гриппом, а эти кретины наверху совсем офигели, орут песни а Огудалова болеет, а кретины поют кретинские песни. Вот прочитает она в понедельник чего я тут понаписал и одним кретином будет больше. Читал ей рассказ «Одно письмо», про Карася Иваныча и Афалину, Огудалова верно пометила, что афалине нет места в пруду, а карасю нечего делать в море. Огудалова хорошая фамилия, красивая.
До Огудаловой звонил Йорику и сказал, что пишу повесть, про пьянку, по его заказу, кое-что прочитал. Йорик был рад, но отнесся к идее с опаской, он боится, что ему не понравится снобизм этой повести и похоже, ему не нравятся циники. Надеюсь, цинизма в этой повести мало. А соседи все вопят и вопят, обезьяны – ревуны, какие-то, с огурцами вместо носов, кто кого переорет.
Завтра наверно пойду к Марте Георгиевне, она кажется заболела, покажу эту повесть интересно, что она скажет.
Сегодня пришла учиться Иванова Соня. Я с ней молчу, не помню из-за чего это началось, но у меня так бывает, сначала мне нравится девушка, и я болтаю всякую ерунду, а потом молчу. Соня она девушка моего брата Багз Банни, который даже не подозревает, что он мой брат, потому что он брат мне через брата дАверка. И наверно, дАверк не сказал Банни, что я его четвероюродный брат. Багз Банни еврей по матери и больше я о нем ничего не знаю. А Соня одноклассница моего соседа, который сейчас учится в ФинЭке, который мой дед Силиппен закончил с красным дипломом, кроме того, Соня моя одногрупница. И до недавнего или давнего времени мы с ней курили «трофейный жетан», который курился, как тлеющий махеровый шарф. Еще мы ездили в село Н… . Про то как мы с ней ездили в Н… Соня хотела рассказать одногрупницам, но по-моему они не стали ее слушать. Возможно, они правы. Все случилось случайно, тетя Аида, ныне пребывающая в другом мире, пригласила нас к себе записать фольклор у тети Груши главного министра по половым делам или проще уборщицы. Тетя Груша ничего не знала о нашем плане «Барбаросса», да и тетя Аида толком не знала чего нам нужно, да и мы собственно знали только то, что нам нужен фольклор.
В Н… тетя Аида взяла командование над нами и послала нас за яйцами, яйца, кажется, мы не нашли, но не в этом дело нас эксплуатировали без зазрения совести и если я привык к этому, то Соня не очень.
Тетя Аида – Минамото от мозга до костей, настолько Минамото, что это попахивает… Она остроумна, когда трезвая и никогда не лезет в карман за словом, она непосредственна, без комплексов, но такой знаем ее мы. Студенты, которым она преподавала, видели наверно ее в другом цвете. Для них она наверно была прежде всего преподавателем с большой буквы. Мне она нравится прямотой суждения, угловатостью, в отличие от нее, я обтекаем, меня можно обидеть только прямым попаданием кулака в лицо. Кстати соседи перестали петь и стали орать друг на друга - придурки.
Мне грустно вспоминать про Н… . У тети Аиды есть иконы, она воспитывалась на Колыме и по ее словам начала пить спиртные напитки с малолетства. Мы записали песни, которые как она помнила, пели сосланные, вот одна из них:
Ванино порт
Я помню тот Ванино порт,
И вид парохода угрюмый,
Как шли мы по трапу на борт,
В холодные мрачные трюмы.
От качки страдала братва,
Обнявшись, как ро?дные братья,
Лишь только порой с языка,
Срывались глухие проклятья.
Будь проклята ты Колыма,
Что названа «Райским местечком»,
Сойдешь по неволе с ума,
Возврата отсюда уж нету.
Пятьсот километров – тайга,
Где глаз простирает просторы,
Машины не ходят сюда,
Бегут спотыкаясь олени.
Я знаю меня ты не ждешь
И письма мои не читаешь,
Встречать ты меня не придешь
И встреч ты со мной не желаешь.
Прощай же ро?дная мать,
Прощайте же ро?дные дети,
Знать горькую чару до дна,
Пришлося мне выпить на свете.
Вообще Н…-ие Минамото очень голосисты, они красиво поют, приятно для слуха. Н…-ие Минамото это тети Аида, Ада и Луна. Голос Луны похож на голос Надежды Кадышевой. Так вот с диктофоном в кармане с бутылкой водки идем знакомиться с министром половых вопросов. Тетя Аида несвязно болтает о двух юных любителях фольклора и просит тетю Грушу спеть. Тетя Груша поскольку трезвая не хочет петь и подозрительно посматривает на нас, якобы горящих желанием послушать ее. После первой бутылки собственно и начался фольклор, хотя «это было больше похоже на «старые песни о главном»», как сказала Соня. Старушки мило придуривались, диктофон записывал обрывки фраз, тетя Груша упорно не хотела доводить песню до логического финала. Одну песню, которую мы приняли за фольклор записывали раз пять, интересно то, что каждый раз выходило по-новому. Затем начался хаос. Мы оставили поле боя, так как старушки затронули больную тему, о Минамото – сверх клане…
Сейчас началась пара по ИМЛ. Трещит башка. Иванна, которая староста, принесла мою футболку. Это моя любимая футболка, была. Я не прикасался к ручке с субботы, за это время я успел натворить кучу портаков. С утра я успел поговорить по телефону с дАверком и с Твизделом, от них я и узнал, про то, что натворил. В сущности ничего страшного. Но, тем не менее, пора объявлять кока-кольный синдром. Вот.
Человек не обезьяна, он не может быть обезьяной, у людей и обезьян слишком много разного. А вот человек, неандерталец, кроманьонец, австралопитек, питекантроп в сущности одно и то же.
В славном Санкт-Петербурге жила была семья. Семья не обычная, но волшебная. Отец у них в то время увлекался охотой на африканских животных. Шкуры тигров и горилл украшали его кабинет. А мама в то время увлекалась бальными танцами и редко бывала дома. Детям приходилось оставаться дома одним. Дети есть дети и в отсутствие родителей они творили. Но родителям показалось, что это не творчество, а хулиганские выходки, особенно после того, как они понаделали себе костюмы первобытных людей из шкур тигров, а из маминых платьев они вырезали снег и играли в Тянь-Шанские истории. Папа вернулся с охоты злой, как черт. Превосходный африканский лев превосходно сделал ноги от отца почуствовав его демоническую сущность. Отец как дурак в образе льва шарился по саванне пока не натолкнулся на пятнадцать гиен. Гиены его загрызли, а тут еще дети испортили лучшие трофеи. Он кричал, вопил, ругался неслыханным образом. Детям пришлось трижды прятаться в шкаф. Но тут подошла мама исчезнув прямо из середины зала во время какого то чопорного танца. Папа успокоился, но пообещал деткам привезти няню из Африки. Дети ждали большую черную Арину Родионовну, но отец привез няню шимпанзе-альбиноса удивительно стройную, с чудными голубыми глазами, красивой розоватой кожей и мягкими, всегда сухими и теплыми ладошками. Одета она была во все фланелевое и в шляпке с чепчиком. Дети испугались ее необычности и первое время прятались по шкафам, что очень забавляло молодых родителей. Но рано или поздно страх проходит и приходит взамен страху ирония и презрение. Дети стали пуще прежнего баловаться, резать шторы, разбивать часы, играть рок-н-ролл на батареях, разбирать паркет, проливать чернила на персидские ковры. Но что бы они не делали няня тут же штопала шторы, ремонтировала часы и лучше детей играла рок-н-ролл на батарее, собирала паркет и чистила ковры. Это заставило детей уважать ее, особенно ни на что не похожий рок-н-ролл, но что ни делала бы няня, ее голубые глаза всегда были грустны. Дети пытались узнать, откуда она и кто она. Но поскольку она не понимала их примитивного языка, она не могла им ответить, лишь пожимала плечами и гладила их головы. Тогда дети спросили у отца кто она такая. Но и отец толком не мог ничего объяснить, сказал только, что она гуляла в Африке и лечила животных, может предположил отец, она ученица доктора Дулитла.
Такая вот сказка, наверно эта няня из параллельного мира. Голова гудит. Бз-з-з-з. Хорошо бы сейчас в сливовую рощу. Однажды мне снился сон про сливовый сад, побитый градом. Мы убегали из разбитой испанской крепости, мы были арестантами в этой крепости – пираты, отщепенцы, убийцы. Бежали, что есть сил, тихо, зло. Добежали до сливового сада, сад был побит градом, и сливы отдавали спиртным душком. Мы ели сливы. Съели и побежали дальше.
Две старушки убежавшие из психушки медленно спотыкаясь, шли по разбитой дождем дороге. Судя по всему это было где то в Украине, огромная ночь с бусинками звезд и черно-синим небом.
Я очутился в здании лежал и ждал самую желанную и прекрасную. Входит она обнаженная красивая. Тут тухлые сливы дали о себе знать, вскакиваю с постели, отталкиваю желанную, прекрасную, бегу в сортир. Не добежал. Появляется старушка, говорит, что-то длинное и нудное. Запихиваю ее в шкаф. Она вылезает и продолжает говорить, слышу отдельные слова, – «Ты умрешь, как Аграфена». Умирать? Мне плохо, я выбрасываю старушку в окно. Она умерла, а я жив, хоть и обосранный. Давно это снилось. Полтора года назад, где-то.
Жарко. Вчера было жарко. Вчера я болел с похмелья и сегодня болею. Ночью снился сон про вишни. Я готовил вишневый напиток. Кажется, я его не приготовил. Вишни, сливы, мандарины, яблоки – мне плохо, меня спасет малиновый чай.
Только, что приходили Аефанька и Сэм, подняли настроение пошумели и ушли. Аефанька хотел бы встретиться нашим литературным кругом. Эта идея давно витает в наших умах. И однажды Саргон, Фил и я встретились, но вместо того, чтобы обсуждать рассказы, выпили пиво и поиграли в компьютерные игры. А «два листка прозы» оказались под креслом. Фил, Саргон, Аефань и я пишем рассказы и хотим создать свой литературный кружок. Фил хотел обозвать наше объединение «Медным оболом», обол – это, мелкая обменная монета в Византийской империи, как копейка у нас.
Огудаловой я сегодня не увидел, значит, она не прочитала, чего я тут понаписал, значит повесть будет длиться дольше чем было запланировано. Краем глаза я видел ее у подоконника, но это была не она, неужели она продолжает болеть. Она сидит с шарфом на шее, чихает и смотрит в стену, наверное. А я сижу у стенки одев рюкзак, чтобы не простудить спину и пишу. Слева от меня сокурсники играют в морской бой, справа тоже ничего путного не делают, впереди сидят скучают. Лампы жужжат, машины шумят, кто-то покашливает, кто-то читает лекцию. У меня перистальтика –внутри декаданс.
Лика с Виной читают мои рассказы. Я их уже читал, мне тошно. Есть два вида моих рассказов, то что приходит само и рассказы, написанные в дурном настроении духа. Те рассказы, что они читают, относятся ко второму типу. Эти рассказы есть энергетические гумососы, высасывают из читателя энергию и передают мне. Я как горец сижу и поглощаю молнии чужеродной мощи и силы, Я Князь Тьмы!! Дурак - я.

Вверх